Голубоглазая богиня - Страница 43

— Гарри, скажи, только честно, это что-то меняет между тобой и мной? То, что я Тэлфорд, а не Тэлли, как говорила?

— Я люблю тебя, Лес, люблю больше всего на свете, и ничто не может изменить или уменьшить моего чувства к тебе, — покрывая поцелуями ее лицо, заверил он.

— О, Гарри, — прошептала она, обвивая руками его шею, — не бросай меня, любимый, не бросай. Я не виновата в том, что мой отец тот, кто он есть. В том, что у него куча денег… Не бросай меня, Гарри, любимый…

— Ну-ну-ну, не надо так говорить. Что ты, милая? Я люблю тебя, ненаглядная моя, жизнь моя, сердце мое…

Они сидели, тесно обнявшись, и бормотали нежные бессвязные слова, а такси неумолимо мчалось к аэропорту, приближая минуту их разлуки.

Через час красно-сине-белый «боинг» унес ее в Нью-Йорк, Гарри же остался стоять, прижавшись лбом к стеклу и глядя на взлетное поле. В руках его был маленький прямоугольник картона — карточка с нью-йоркским адресом и номером телефона, по которому он обещал позвонить после похорон ее брата.

Следующие четыре дня были, пожалуй, самыми трудными в жизни Гарри. Ему предстояло взвесить все обстоятельства и беспристрастно решить, как поступить. Ликования по поводу выигрыша как не бывало, ибо в ту минуту, когда он узнал, кого полюбил, мгновенно понял, что сумма эта ничтожна. Снова и снова, лежа на кровати в номере мотеля, Гарри перебирал в памяти все подробности последнего месяца — такого долгого и одновременно короткого месяца, проведенного с ней, его Лесли. И тут же напоминал себе, что она не его, что их разделяет пропасть… И одной любви, чтобы засыпать ее, мало.

Страшно хотелось курить, и он неоднократно тянулся к пачке, которую купил в приступе малодушия. Но каждый раз отдергивал руку и напоминал себе, что отказался от этой привычки ради нее, его голубоглазой богини, сошедшей с олимпийских высот Пятой авеню ради него, простого смертного. Более того, готовой оставаться с ним, несмотря ни на что… В этом он был уверен абсолютно, неколебимо, стопроцентно.

Но… Оставалось огромное «но». Достоин ли он ее?

Буду достоин! Буду! Ведь сама судьба подала ему знак, остановив шарик на номере девятнадцать! Пусть мне потребуется для этого время, но потом… потом впереди у нас будет вся жизнь, сказал себе Гарри, разыскивая бумагу и начиная письмо любимой.

Но слова не в силах были передать всей глубины его чувства и всей мудрости и благородства его решения. Один за другим скомканные листы летели в мусорную корзину.

Нет, я должен объяснить ей лично. Я обязан это сделать.

И Гарри дрожащими пальцами набрал ее номер и после трех гудков услышал:

— Резиденция мистера Тэлфорда.

— Здравствуйте. Я хотел бы поговорить с мисс Тэлфорд, мисс Лесли Тэлфорд, — проглотив вставший в горле комок, выдавил Гарри.

— Как вас представить?

— Мистер Джодди.

Тишина, щелчок и наконец-то:

— Гарри, милый! Я так ждала тебя! — От звука родного голоса до боли сжалось его сердце. — Ты в Нью-Йорке? Ты приехал?

— Нет, Лес, нет, любимая моя.

— О-о-о… — простонала она. — Но почему? Почему?

— Послушай, Лесли, малышка, я должен поговорить с тобой. Серьезно. Очень.

— Гарри, нет! — закричала она. — Не смей, слышишь, не смей! Не говори, что мы больше не увидимся! Не смей мне этого говорить! — Трубка наполнилась звуками ее рыданий.

— Успокойся, я не собирался говорить ничего подобного. Слышишь, Лес? Лесли, любимая моя, ну, не плачь, умоляю тебя! А то я сам заплачу. — И действительно он не справился с собой и всхлипнул. — Послушай меня, маленькая, прошу тебя, любимая, послушай, — продолжал Гарри. — Ты ведь сама понимаешь, что для меня значит твое положение…

— Мне плевать на мое положение! — в полном отчаянии воскликнула Лесли. — Мне плевать на все, кроме тебя! Ты слышишь? Ты понимаешь? Можешь ты это понять, чурбан бесчувственный?

— Лес, погоди, не надо, не обвиняй, а выслушай меня. Если бы я был, как ты говоришь, бесчувственным чурбаном, то примчался и позволил бы тебе посадить меня, вернее нас обоих, на шею твоему отцу. Я этого не сделаю никогда и ни за что. И не только потому, что такое постыдное поведение противоречит моим представлениям о порядочности, но и потому, что я отлично понимаю: пройдет год-другой, и ты взглянешь на меня по-другому. Начнешь понемногу жалеть, потому что роль-то действительно жалкая, презирать… Потом встретишь другого, которого сможешь уважать, и полюбишь… Лес, я не выдержу этого, поверь, не выдержу!..

— Гарри, я никогда… никогда… — начала она, но он твердо продолжал:

Я старше тебя, Лес. Я не рассказывал, но Пат сказал, что ты знаешь. У меня была женщина, которую, как мне казалось, я любил. Теперь-то я понимаю, что это было примитивное увлечение, но она унизила меня, опозорила, надсмеялась и ушла к другому. Я не смог отнестись к этому так, как стоило, как она того заслуживала. Я бросил все, схватился за первую подвернувшуюся работу и уехал в ту дыру, где мы «с тобой встретились. Боль скоро прошла, но я не ожил, а просто перестал чувствовать. Когда ты, Лес, вошла в мою жизнь, я медленно умирал, не желая ничего, не интересуясь ничем. Ты и только ты вернула мне радость жизни, подарив величайшее благо — способность любить. С тобой я возродился, как феникс из пепла безразличия, и я не хочу, чтобы элементарное нетерпение разрушило все то, что есть между нами. Ты любишь меня, Лес?

— Да, Гарри… — шепнула она, глотая слезы. — Очень…

— Ты веришь в меня?

— О да, любовь моя, тысячу раз да!

— Я обожаю тебя, Лес. Помни, что ты — это все, что у меня есть на свете. Мне не нужен больше никто, кроме тебя. Я напишу эту проклятую книгу и, когда пойму, что могу зарабатывать таким образом на достойную тебя жизнь, тогда и приеду, к тебе. Клянусь, я буду трудиться не разгибая спины! Я все сделаю, чтобы добиться успеха! Ты веришь? Ты… дождешься меня, Лесли? — дрогнувшим голосом закончил он и стал ждать ее ответа… минуту… другую…